Катя, просто ты маешься хуйней, идя вверх по эскалатору, ведущему вниз (c) Муся Коган
Esprit d Escalier
И только когда его уже положили в гроб и собрались заколачивать крышку, посмотрели, наконец, на него внимательно — а он, оказывается, был Придурок.
Дмитрий Горчев, «Картины идеального мироустройства»
Дмитрий Горчев, «Картины идеального мироустройства»
стою, прислонясь плечом к лязгающей двери пустого вагона метро.
в грязных поцарапанных окнах мое отражение искажается - то лоб вырастет, то подбородок.
не хочу думать.
ни о чем.
смотрю на носки своих ботинок. на левом царапина.
края джинсов размахрились. нитки белесые от дорожной соли.
мне ехать долго.
бутово.
жопа мира.
читать дальше
***
Смотрю из-под капюшона на парня, стоящего чуть наискосок от меня. Высокий, темноволосый. Хмурится чему-то, каким-то своим мыслям. Спрятал руки в карманы, ссутулился, зажал бумажный пакет подмышкой.
Какое мне до него дело?
Что я на него уставился?
Мне читать надо.
Ну как же еще долго ехать!
Хорошо, что вагон почти пустой. Сидит, развалившись, пьяненький мужичок. Напротив него тетка с усталым лицом. Две девчонки лет по восемнадцати дремлют друг у дружки на плечах. И этот, у двери. Чего не садится-то?
Наверное, в офисе целый день в кресле насиделся... У меня - так за день напрыгаешься - ноги гудят.
Ох... Хорошо.
***
этот, на лавке выставил в проход длинные ноги в дешевых кроссовках. блаженно улыбнулся. я осторожно покосился в его сторону. еще не хватало, чтобы он заметил, как я на него пялюсь.
видимо целый день на ногах: бедра подрагивают от отпускающего напряжения.
откинулся на спинку сиденья. прикрыл глаза капюшоном.
на впалых щеках длинные тени.
в руках «Mein Kampf».
надо же.
нацист?
***
Блин, зачет послезавтра. А я никак не могу осилить эту муть. У кого спросить, чем там дело кончилось, у кого?
Черт, как шрам чешется!
***
похоже, нацист.
скинул свой дурацкий капюшон: бритая башка, щетина светлая пробивается.
пластырь медицинский чуть повыше виска налеплен. потянулся, подковырнул ногтем, зашипел от боли.
пострадал в боях с черкизовскими абреками?
а длинный у него шов.
зарастает.
нацист… молоденький совсем. глаза зеленые.
нацист-подранок.
мда.
пойду мимо ларька, надо будет пива купить.
забыться.
в башке ерунда какая-то вертится.
***
Странный тип. Вот, пожалуйста, - зыркнул, хмыкнул, отвернулся. Тоже мне, эстет. Подумаешь…
Мужчину шрамы украшают. Ну хоть что-то же меня должно украшать?
Сегодня утром разглядывал себя в зеркало - тощий, долговязый. Мускулов совсем нет. Думаете, кто-то заметил, что я в качалку третий месяц хожу?!
Вот я Ленке соврал, что подрался. А как я ей скажу, что меня по куполу консервная банка треснула? Да еще и с маринованными ананасами? Засмеет.
Ленка-стерва, и без того знает, чем поддеть, чтоб побольнее было, так еще и это. Ну кто знал, что полка на соплях держалась? Полы мыл, шваброй задел, ну и… Последнее помню – оранжевые шары перед глазами вспухли, и все. Темным-темно. Только в больнице очухался.
Даже травму не мог по-человечески получить.
Ну что я за явление? Не мужик, а недоразумение какое-то.
Бросит меня Ленка, ох, как пить дать, бросит.
***
я чувствую, как его взгляд воровато ползет по моим плечам, воротнику куртки, небритой щеке. останавливается на мгновение на моем на виске. затем пропадает.
мне неуютно.
я не люблю, когда на меня так смотрят.
я вообще не люблю, когда на меня смотрят.
я понимаю, зачем ему капюшон.
в кармане колечко, на котором висят ключи, больно царапает мне палец.
машинально подношу руку к губам.
сизый вкус крови.
***
Ничего себе… У него в кармане нож, что-ли?
***
яростный скрежет метала о металл.
вагон дергается так, что я падаю на колени перед собой.
хорошо, что палец был во рту. прокусил кожу, но зубы целы.
***
От резкого толчка я съезжаю вперед по скамье и утыкаюсь головой в ледяной ограничитель-поручень. Уши закладывает от визга тормозов. Кто-то глухо вскрикивает, а у меня в животе все собирается в комок, я не то, что крикнуть – вздохнуть не могу. Незнакомец напротив тяжело падает на грязный пол.
***
не успел испугаться.
запоздало сгруппировался. прикрыл на всякий случай голову локтем.
удара, которого я ждал, не произошло. поезд просто прокатился с усилием несколько метров, и встал, качнувшись еще резче.
я оглядел вагон.
вроде все целы.
парень на скамейке вцепился в поручень.
смотрит на меня.
поднимается.
***
Я смотрю, как он машинально вытирает губы, размазывая по лицу кровь из прокушенного пальца. Потом как-то неожиданно для самого себя встаю, протягиваю ему руку.
***
пальцы, протянутые мне чуть подрагивают. сквозь них яркими лучиками бьет мне в глаза свет из плафона.
ладонь шершавая. на вид - теплая. я замечаю несколько мозолей – от штанги?
а я вдруг думаю, что у меня рука в крови, мотаю отрицательно головой.
но он не замечает – смотрит куда-то в сторону, где чуть слышно ойкает женщина.
***
Он легко дергает меня вниз, вставая на ноги. Надо же, он выше, чем мне казалось: мой нос упирается в его подбородок со светлыми щетинками и с подсыхающими кровавыми разводами. Мне вдруг становится так чудно, даже неловко – стоять вот так, смотреть снизу вверх. А наши руки еще вместе… На мгновение…
***
мне теперь видно, как на его бритой голове проступили бисеринки пота.
потом горячая волна поднимается по моему позвоночнику – он смотрит прямо мне в глаза.
я понимаю, что вцепился в его ладонь.
бросаю.
отталкиваю от себя.
резко.
слишком резко.
***
В громкоговорителе хрипло извиняется машинист. Я его почти не слышу. У меня уши словно тряпками набиты. На пальцах теплый след чужой руки. Перед глазами – разноцветные мухи танцуют, складываясь в пульсирующий знак вопроса.
Почему? Что это?
***
поезд стоит.
и я стою.
девчонки в другом конце тихо переговариваются.
женщина перестала ойкать, теребит пуговицу своего пальто. вот-вот оторвет.
смотрю, как он медленно прячет в карман куртки свою руку с моей кровью на ней.
изо всех сил стараюсь не поднимать глаз.
не встретиться с его.
***
Машинист еще что-то продолжает бубнить. Я вдруг понимаю, как глупо выгляжу вот тут – на пятачке перед выходом, и отхожу к противоположной двери. Опираюсь на створки с грозным «Не прислоняться».
Поезд трогается.
Незнакомец пошатывается, но остается на ногах.
***
не смотреть! не смотреть на него! не сметь!
***
Мне выходить. Сейчас моя остановка. Мне надо подойти к выходу. Потом – постараться не смотреть на него в те секунды, пока поезд будет тормозить.
***
он смотрит на меня.
зеленеет глазами.
улыбается…
***
Да что я творю?! Зачем??
***
он улыбается.
я не могу не улыбнуться в ответ.
только куда моей – до его – такой яркой, сильной, в чем-то детской еще – улыбки.
***
Он смотрит на меня, как на придурка… Скорей бы остановился этот чертов поезд.
***
у него уголок пластыря отклеился.
скоро его остановка.
***
Сказать… Хоть что-нибудь. Ну хоть что-нибудь придумать. Не молчать. Что? Что сказать? В голове – белый шум.
***
он дергает уголком рта.
словно собирается что-то сказать. но отворачивается.
я тоже хорош. хоть бы спасибо сказал.
но я не могу выдавить из себя ни звука.
***
Выходя, я чуть коснулся плечом его плеча. Случайно, конечно случайно. Нет, никаких молний, никаких искр, ничего такого. Просто – мое плечо, затянутое в болонью, скользнуло по коже куртки его плеча. Едва слышный шорох – и все. И я переступаю черный провал, отделяющий меня от него.
Быстро-быстро сделал несколько шагов прочь, к спасительным колоннам – если подведут колени.
Двери закрылись.
Я не обернулся. Не смог.
Поезд еще постоял, словно раздумывая, ехать ему или нет, но потом все-таки глухо лязгнул вагонными сцепками, одетыми в гармошки резиновых кожухов, и все быстрее и быстрее покатился дальше.
У меня отчаянно чешутся глаза. И сводит челюсти. Все так, как и должно быть. Я иду по пустынной, безжизненной платформе, думая больше о собственных, ставших ватными ногах, нежели о том, кто остался стоять в вагоне.
О нем я буду думать потом. Когда буду сидеть на балконе и курить, пряча окурок в кулаке, чтобы не вызвать Ленкин гнев. Когда буду утром штурмовать метро в толпе других людей. Когда буду дышать на узорчато-морозное стекло вагона, безжалостно притиснутый телами сонных попутчиков.
Когда почувствую, что глупо улыбаюсь, перебирая хрупкие осколки своей памяти. Когда пойму, что эти воспоминания уже наполовину додуманы мной, что не было вот этого и этого, а мне так хочется вернуться назад, в ту ночь и в тот вагон, но все равно – струсить – и переступить, сбежать, потом – брести по остановившемуся эскалатору вверх, вслушиваясь в умирающее эхо удаляющегося поезда, – все тише и тише…
Когда…
Когда прокляну самого себя за трусость. За то, что не остался, не проехал еще одну остановку, не дал самому себе шанса выйти из вагона вместе с ним. Вместе с ним.
Теперь никакого «вместе» не будет.
Мне послезавтра будет двадцать три.
А я только что понял, что я одинок.
***
я стою и смотрю, как он уходит.
что я для него? кто я ему?
кто он мне?
как мне его догнать? просто коснуться рукой его спины? окликнуть?
и натолкнуться на недоуменный взгляд из-под капюшона…
а потом смотреть, как ясные его глаза заплывают мутной взвесью понимания. недоумения. отвращения.
ко мне.
к моей сущности.
к тому, что шагнул из вагона следом за ним.
я не могу отвести взгляд от него. удаляющегося. уходящего. прижимающего к себе эту дурацкую книжку.
вот он уже на первой ступени эскалатора. на второй. как будто от него откусывали по кусочку – забирая от меня. вот макушка его скрывается из вида. потом плечи. спина. ноги. кроссовки – один за другим. вот и все. жемчужно-серый воздух еще хранил контур его подошв. но ступени уже были пусты.
я сейчас побегу.
обязательно побегу.
задыхаясь, проклиная многолетнюю привычку курить, но побегу.
вверх по бесконечным острозубым ступеням.
за ним.
за собой.
ветер, убегающий за поездом, играет на перроне с конфетным фантиком.
а у меня вспотели ладони. от страха. от боли. от того, что я такой дурак.