На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышить, зегзицею
незнаемъ рано кычеть: «Полечю, — рече, — зегзицею
по Дунаеви, омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце, утру
князю кръвавыя его раны на жестоцемъ его теле».
Ярославна рано плачеть въ Путивле на забрале, а ркучи:
«О ветре ветрило! Чему, господине, насильно вееши?
Чему мычеши хыновьскыя стрелкы на своею нетрудную
крыльцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшеть горъ
подъ облакы веяти, лелеючи корабли на сине море?
Чему, господине, мое веселiе по ковылiю разъвея?»
Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле,
а ркучи: «О Днепре Словутичю! Ты пробилъ еси каменныя
горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеялъ еси на себе
Святъславли носады до пълку Кобякова. Възлелеи,
господине, мою ладу къ мне, а быхъ не слала
къ нему слезъ на море рано!» Ярославна рано плачеть
въ Путивле на забрале, а ркучи: «Светлое и тресветлое
сълнце! Всемъ тепло и красно еси. Чему, господине,
простре горячюю свою лучю на лады вои, въ поле безводне
жяждею имъ луци съпряже, тугою имъ тулы затъче?»